Англичанки испокон веков
препоручали заботу о своих отпрысках чужим людям. Так поступали женщины всех
сословий: даже бедняки, в особенности незамужние матери, отдавали малышей на
«фермы младенцев», нечто среднее между детским садом и концентрационным
лагерем. Родители обязывались вносить за ребенка месячную плату, а если
забывали, их малыш очень скоро покидал земную юдоль — фактически то был способ
умертвить незаконнорожденного ребенка, не марая рук.
Незаконнорожденный ребенок |
К счастью, большинство родителей нанимало нянек не ради душегубства. К XIX веку сошла на нет средневековая
практика отсылать детей на воспитание к кормилицам, да и профессия кормилицы
встречалась редко. Матери вняли увещеваниям врачей и начали сами вскармливать
младенцев грудью. Раз уж материнство было возведено в идеал, уклоняться от
любых его аспектов считалось неприличным.
Кроме того, где найти
идеальную кормилицу, не только чистоплотную, но и высоконравственную? А то мало
ли какие грехи ребенок всосет с ее молоком. Даже в XIX веке сохранялось поверье, что грудное
молоко оказывает влияние на внешность и характер ребенка. Благодаря достижениям
медицины младенческая смертность пошла на спад, население стремительно росло, а
семьи, которые сейчас сочли бы многодетными, в XIX веке были в порядке вещей. В 1830-х
годах в английских семьях насчитывалось в среднем 6–7 детей!
Старшей няней для
королевских отпрысков стала фрейлина леди Литтлтон, добросердечная вдова,
вырастившая пятерых детей. Леди Литтлтон души не чаяла в малышах и искренне
радовалась, что даже на склоне лет (ей было за 50) может принести пользу. Днем
она присматривала за Викторией, Альбертом Эдуардом, Алисой и Альфредом, а по
вечерам писала королеве подробные отчеты об их здоровье, поведении, успехах в
учебе.
Справиться с принцами и принцессами было нелегко: Берти огрызался и таскал сестер за волосы, Вики любила приврать, а Алиса закатывала скандалы, за что ее нередко шлепали. Тем не менее, леди Литтлтон отлично справлялась со своими подопечными и учила их простым истинам — говорить правду, любить родителей и Отца Небесного, помогать ближним, уважительно относиться к слугам и простому народу. Дети Виктории и Альберта, как один, обожали свою «няню Лэддл».
В XIX веке младшую няньку называли «nursemaid» или «nursery-maid». В младшие няньки шли
девочки-подростки (13–16 лет) из рабочих и крестьянских семей, которые уже
привыкли приглядывать за орущей малышней. Рабочий день начинался около 6 утра:
младшая нянька прибиралась в детской, чистила камин, спускалась в кухню за
завтраком для няни и детей.
После завтрака детей сажали
на горшок (порою на несколько часов, а упрямцев могли и привязать к горшку,
пока не образумятся). Выносить горшки, менять пеленки, устранять последствия
детских неожиданностей — все это была работа для младших нянечек. Самым ярким событием их дня была прогулка. В середине XIX века в повседневный обиход вошли
коляски, так что у нянек отпала необходимость повсюду таскать детей на руках.
Толкая перед собой коляску,
няньки чинно прогуливались по парковым дорожкам или же судачили с подружками,
пока малыш посапывал под теплым одеяльцем. Любимым местом сбора лондонских
нянек стали Кенсингтонские сады и Гайд-парк. Нянек легко было разглядеть
издали. Как и другие слуги, они носили униформу: белый чепец или соломенный
капор, зимой серое шерстяное платье, летом светлое ситцевое, фартук, широкие
манжеты и высокий воротничок.
Если через несколько лет работы младшая нянька не проникалась ненавистью ко
всему живому, она могла претендовать на место старшей няни. Любительницы
приключений выезжали на Континент, где строгие английские воспитательницы
ценились на вес золота (тем не менее, в Индии англичане обычно нанимали «аю» —
няньку из местных).
Няни заботились не только о
физическом, но и о духовном развитии своих подопечных. Днем они учили их
читать, а по вечерам развлекали сказками, балладами, байками о ведьмах, чертях
и фейри, которые делают страшные вещи с непослушными и неблагодарными детьми.
От таких побасенок могло начаться заикание, но в целом они прививали детям вкус
к родному фольклору.
Роберт Льюис Стивенсон с
нежностью вспоминал свою няньку Элисон Каннингем из деревни Тэрриберн в Файфе.
«Вторая мама» читала запоем и щедро делилась прочитанным, выбирая истории
помрачнее, пропитанные кровью невинных жертв. От нее мальчик узнавал о том, как
английская кавалерия, улюлюкая, гоняла по вересковым пустошам
шотландцев-ковенантеров, как раскапывали могилы похитители трупов, как злодеи
Берк и Хэр душили бедняков в Эдинбурге.
Вместе они читали дешевые
ужастики «penny dreadfuls», а прогулки с няней неизменно
заканчивались на кладбище, что приводило фантазера Роберта в восторг: рядом с
няней мир казался восхитительно жутким. Всю жизнь писатель поддерживал связь с
Элисон, а в 1894-м, узнав о ее болезни, отправил ей письмо за подписью «С
любовью, твой мальчонка Роберт Льюис Стивенсон».
Повезло с нянькой и Уинстону Черчиллю. В 1874 году, вскоре после рождения
Уинстона, лорд Рэндолф Черчилль нанял для сына няню Эверест, добросердечную и
заботливую старушку. В первые годы жизни Уинстон почти не разлучался с няней:
она спала в детской, купала и кормила мальчика, ворковала над ним и задаривала
подарками. Даже когда он подрос и начал отлучаться из дома, все мысли нянюшки
были только о нем — тепло ли он одет, не голодает ли, не обижают ли его другие
ребята.
Как минимум два раза няня
Эверест спасла Уинстону жизнь: в первый раз выходила во время воспаления
легких, а во второй вызволила из школы Сент-Джордж. Школа напоминала филиал
ада: по понедельникам директор Снейд-Киннерсли вызывал в кабинет провинившихся
учеников и сек их розгами до крови. Когда Уинстон, запуганный и похудевший,
приехал домой на каникулы, нянюшка заметила рубцы на его теле и отправилась к
миледи — нужно срочно спасать Уинни! Стараниями няни мальчика перевели в другую
школу.
Ее письма к воспитаннику наполнены теплом: «Милый Уинни, надевай новый
костюмчик только на выход, а на каждый день сгодится тот коричневый, пожалуйста,
очень тебя прошу. Я так надеюсь, что ты не захвораешь, золотце мое, смотри не
попади под дождь». Или: «Спасибо, мой родной, за то, что купил мне подарок, он
еще до меня не дошел. Это так мило с твоей стороны, но, ягненочек мой, зачем
тебе так на меня тратиться?»
В 1893 году семейство
Черчиллей оказалось на грани банкротства, и Уинстон умолял родителей не
прогонять няню Эверест, но совестливая нянька, решив не добавлять хозяевам
хлопот, уехала жить к сестре. После смерти отца 20-летний Черчилль, отныне глава
семьи, назначил няне пенсию и часто навещал ее в Лондоне. Последняя их встреча
состоялась незадолго до ее смерти, но даже со смертного одра няня потребовала,
чтобы Уинстон первым делом просушил свою мокрую куртку.
Мемуаристка Элеанор Акланд,
чье детство пришлось на 1880-е, хлебнула горя от своей няньки: за любые
провинности ее ставили в угол, били по щекам и трясли за плечи, поили горьким
лекарством. Как-то раз Джордж, младший брат Элеанор, пнул няню в лодыжку, чем
навлек на себя оригинальное наказание: нянька повесила ему на шею табличку «Это
Джорджина. Она пинается» и в таком жалком виде погнала на прогулку. Хулиган
готов был под землю провалиться от стыда.
Изощренной садисткой была
няня лорда Джорджа Кёрзона (1859–1925), будущего вице-короля Индии и министра
иностранных дел Великобритании. В его мемуарах мисс Параман предстает настоящим
чудовищем:
«В моменты гнева она была жестокой и мстительной тиранкой. Порою мне даже
казалось, что она безумна. Она издевалась над нами, избивала и запугала
настолько, что никто не отваживался подняться наверх и пожаловаться на нее
родителям. Она шлепала нас тапками по голой спине, колотила щетками для волос,
на несколько часов привязывала к стульям в неудобных позах, заставляя на все
это время держать за спиной палку или доску, запирала в темноте, всячески
унижала.
В качестве постыдного наказания она натягивала на нас красную ситцевую юбку
(я должен был сам сшить для себя юбку) и островерхий колпак, на котором, так же
как спереди и сзади наших костюмов, были прикреплены таблички с надписями
„Лжец“, „Ябеда“, „Трус“, „Увалень“ — их нам тоже приходилось писать самим. В
таком виде она выводила нас в парк и показывала садовникам».
Эдвардианское детство было не многим лучше викторианского. У писательницы Дафны
Филдинг (1904–1997), дочери четвертого барона Вивиана, остался шрам на ключице,
куда ее ударила горячей ложкой нянька. Пожилой джентльмен, давший интервью
историку Гаторну-Гарди, вспоминал с содроганием:
«Когда мне было три года и я баловался, няня Палмер сажала меня в мешок,
зашивала его сверху и оставляла в чулане… Ничего не видно, духота, вокруг темно
— я орал и орал, но она меня не выпускала. Говорила: „Выйдешь, как прекратишь
орать“. Но у меня никак не получалось».
А ведь это был даже не XIX век, а 20-е годы прошлого столетия.
Старомодные методы воспитания не спешили отмирать.
Источник:
«Женщины Викторианской Англии. От идеала до порока», Кэрри Гринберг и Катя Коути
Если вы хотите использовать материалы из этого блога, делайте, пожалуйста, ссылку на источник sundukistorii.blogspot.com.
If you use materials from this blog, do the link on sundukistorii.blogspot.com, please
Комментариев нет:
Отправить комментарий